Сначала я думал, что он псих.
Ну, знаете, среди военных много таких – мрачного вида амбалы, которые кроме своей пушки способны заметить только другую пушку. Но он оказался совсем не такой. Ну, да, Беккер любит оружие. Беккер действительно любит оружие. И когда я переводил команду на вооружение ИМД - Импульсный Мышечный Деструктор, мне пришлось долго доказывать ему, что эти «электрошокеры» тоже не игрушки. Поверил он только после того, как я на его глазах свалил с помощью ИМД тираннозавра. То, что я свалил его самого парой месяцев раньше, доказательством для Беккера не сработало. Согласен, Ти-Рекс впечатляет больше.
Но кроме этой любви ко всему, что стреляет, капитан Беккер совершенно нормальный парень.

Просто когда я пришёл в ЦИА - Центр Изучения Аномалий, - принял командование оперативной группой и познакомился с начальником Службы безопасности, тот был довольно мрачно настроен. Мрачно и скептично. Даже я на его фоне со всеми моими глобальными проблемами вселенского масштаба чувствовал себя Санта-Клаусом на прогулке. И все-таки капитан Беккер мне понравился. Особенно когда Джесс рассказала, почему он такой. Рассказала о потере их первого руководителя команды, которого убила его собственная сумасшедшая жена, о том, как пропали, заблудившись по ту сторону аномалий, трое лучших оперативников и учёных - Коннор Темпл, Эбби Мэйтлэнд и Дэнни Куинн, и как погибла на глазах Беккера последняя девочка из прежней команды, доктор Сара Пэйдж, во время одной из поисковых экспедиций, отправленных за той троицей… Капитан не мог сделать больше, чем сделал, - и все равно винил исключительно себя.
Я в психологи не нанимался. И первой мыслью было - зачем нам начальник Службы безопасности в депрессии? Но, слушая Джесс, на этой мысли невозможно было долго задерживаться. Я и не задержался.

Джесс, полевой координатор, глаза, уши и мозжечок нашей команды, знала всё про всех и многое могла рассказать, однако получить от неё информацию было трудновато – она соблюдала конфиденциальность. Но о Беккере она могла говорить без конца. Только слепой мог не заметить, как загорались её глаза при упоминании капитана.

Отец говорил мне, что причиной грядущей катастрофы мог быть любой из них. Он был прав, мы с ним не знали ничего, кроме того, что катастрофа будет. Мы даже не знали, начнется ли всё в ЦИА, или где-то ещё - просто ЦИА был наиболее вероятным вариантом. Нужно было не упустить ни одной мелочи, и я старался занимать позицию насторожённого наблюдателя, плавно переходящую в режим подозрительного сыщика, и старался относиться ко всем ровно, одинаково подозревая всех и каждого. Однако этих двоих подозревать было практически невозможно. Джесс, девочка с огромными ясными глазами феи из сказки, пусть трижды компьютерный гений, никак не могла быть причиной планетарной трагедии. И её парень, умный, прямолинейный, с повышенным чувством долга, зацикленный на своей далёкой от физики работе, тоже не мог быть тем, кто спровоцирует Апокалипсис. Я сказал – «её парень»? Ну... Да все в ЦИА, кроме, может быть, Филипа Бёртона, которому было безразлично всё, не относящееся к науке, знали, что Беккер – её парень. Хотя они сами искренне считают друг друга коллегами до сих пор. Я таких отношений, такой чистой юношеской влюблённости давно не видел… если честно, я вообще мало видел «отношений». Там, где я родился, вся романтика сводилась к выживанию.
Мой отец любил мою маму. Наверное. Я был слишком мал, когда она погибла. Я её вообще плохо помню. Но, когда отец вспоминал о ней, глаза его всё равно загорались, как и у Джесс от имени Беккера… Правда, в последнее время это случалось всё реже. Отец знал, что умирает, и все его мысли были поглощены нашей миссией, он боялся не успеть. Он хотел, чтобы я тоже забыл об эмоциях. Я должен был найти того, кто перевернёт наш мир, и остановить его - и больше ни на что не имел права себя тратить.

Меня зовут Мэттью Андерсон, я руководитель оперативной группы ЦИА. Мне тридцать пять лет, я бывший военный, а ещё я зоолог… только всё это ерунда. То есть, наверное, действительно можно сказать, что я бывший военный - хотя я никогда не служил. Там, где я родился, никаких армий уже не было. Или правильней сказать - «не будет»? Но оружие в руках я держу с детства, и стратегию с тактикой боевых операций отрабатываю с тех же пор… не против другой армии - против тварей. Тварей я изучал всю сознательную жизнь, так что да, зоолог я тоже с детства. Ну и плюс спецподготовка. Отец давно готовил меня к работе в ЦИА, поэтому знаний и навыков у меня хватает на всю эволюционную цепочку жизни на Земле… плюс то, о чем зоологи современности слыхом не слыхивали, потому что оно ещё не эволюционировало.

Как раз на этом я и прокололся. Эбби была первой, кто что-то понял. Мы пытались остановить вторжение гигантских жуков-землероек, которые едва не погубили Коннора и ещё кучу людей. Дело в том, что Эбби тоже зоолог и тоже хорошо знает эволюционную цепочку жизни на Земле. И что эти жуки - пришельцы из будущего, она безошибочно догадалась. А я слишком хорошо знал их повадки и не стал это скрывать, было некогда искать другие варианты и неразумно не воспользоваться моими знаниями.
Я смог объясниться с Эбби. Не сразу - только когда убедился, что не она причина катастрофы, и только когда она сама пришла ко мне, чтобы прояснить свои подозрения. Пришла как к тому, кого хотела считать другом, а не врагом. Она стала моей союзницей, первой из них, кто узнал всю правду, потому что я поверил ей, а она - мне. Вот тогда я по-настоящему обрадовался, что они с Коннором всё-таки вернулись из Мелового периода. Я не уверен, что смог бы продвинуться дальше без помощи Эбби так быстро.

Беккер не мог знать, что я пришёл в ЦИА не случайно. Но Беккер - это Беккер. Поэтому он мне не доверял с самого начала. Долго. Собственно, он так и не смог полностью меня принять. Это оказалось обидным, хотя я не подозревал, что подобные чувства вообще умею испытывать. Казалось бы, что такое недоверие какого-то безопасника, в котором я и сам изначально сомневался. Да, отец предупреждал, чтобы я не привязывался ни к кому в ЦИА, потому что эмоции мешают в работе. Ну… Нельзя привязаться к людям, которых подозреваешь в преступлении перед человечеством, и которых, возможно, мне потом придется остановить. Да что я виляю - я знал, что, возможно, мне пришлось бы кого-то из них убить.

Но ведь это не был Беккер. Я сомневался в нём… некоторое время. Но потом понял - это не он. Это никак не мог быть он. И это не могла быть Джесс. Или Эбби. Или моя Эмили. Или даже Лестер, как минимум потому, что Лестер - чиновник, а не учёный. А тот, кто уничтожил человечество, был учёным. Специалистом по аномалиям. Как Коннор или Филип Бёртон.
Но это точно не был Беккер.
Нет, я к нему не привязывался. Просто его доверие было почти невозможно завоевать. Это был вызов. И мне было важно вызов принять и справиться с ним. Я не знаю, почему. И даже если бы отец остался жив, я не стал бы его спрашивать - потому что его ответ был бы: «Ты слишком эмоционален, Мэттью, ты не о том думаешь, помни о важности нашей миссии и будь готов пожертвовать любым из них ради неё».
Я знал, что думаю неправильно, но я не был готов жертвовать никем из них. Даже Коннором, даже после того, как понял, что это его идеи помогли Филипу и его «Просперо» создать генератор аномалий и в итоге разрушить этот прекрасный мир.
И уж совершенно точно я не собирался жертвовать Беккером.

Автопилот, который Беккер с Коннором пытались соорудить из подручных средств, был ненадёжен. Это понимал я, это понимали они. Отправить в неизвестность автомобиль с мини-аномалией в салоне на тупо заклиненном руле было слишком рискованно. Кто-то из нас должен был вручную доставить этот груз в центр гигантской аномалии Филипа. Это был наш последний шанс её закрыть, и мы не могли надеяться на булыжник на педали газа. Булыжником не спасешь цивилизацию, к сожалению, не на этом этапе. Конвергенция и булыжник - несочетаемые явления. Поэтому кто-то из нас должен был пожертвовать собой - и я видел по глазам Беккера, что этим кем-то будет он. Если я его не опережу.
Эмили знала, что я хочу сделать. Она всегда понимала меня лучше всех, и это было странно, потому что дальше нас людей на Земле представить сложно - девушка из девятнадцатого века и парень из далёкого будущего... и всё же именно она была самой близкой и понятной, самым дорогим мне человеком после отца. Но я не мог остаться даже ради неё. Это моя миссия. Я пришёл в прошлое, чтобы спасти будущее, и я это сделаю. Я, а не Беккер. Его место здесь. И вообще, он ещё ни разу не поцеловал Джесс. Не мог же я лишить нашу феечку этого счастья. Она бы мне не простила. Я должен был поступить правильно - как хотел бы мой отец, как должен был и как хотел поступить я сам.

Я успел мысленно проститься с ними, с каждым, пока вокруг всё вертелось, сверкало, взрывалось и лопалось, пока само время сходило с ума, пытаясь вывернуться наизнанку вокруг меня. Наша мини-аномалия пробила кожух, и я ещё смог увидеть, как сплетается грозно сияющая паутина обоих разрывов, гигантского и маленького. А потом я потерял сознание и пришёл в себя только тогда, когда надо мной безмятежно синело чистое небо, и пыль от обломков бывшего здания «Просперо» всё ещё медленно оседала на развалины.
Неправильно. Ощущение абсолютной неправильности. Да, я выполнил миссию. Я остановил «Просперо», остановил Бёртона, изменил будущее, спас человечество. Это должно быть правильным. Но то, КАК это получилось, и то, что было потом...

«Я плохой парень», - сказал Филип Бёртон и остался в обречённой лаборатории, чтобы попытаться спасти мир. Ну да, до этого момента он делал всё, чтобы его разрушить. Был «плохим парнем». Но Филип погиб. Неважно, что зря, и нам всё равно пришлось ликвидировать созданную им супер-аномалию самим. А может, и не зря - Коннор ещё не просчитал возможные варианты развития событий. Мы не знаем, что было бы, если бы Филип не остановил генератор ценой своей жизни.
Но он погиб - и это было неправильно.

Я выжил, сам не понимаю, как, - и это тоже было неправильно. Если я остался, если не изменился, то значит, не так уж сильно изменилось и будущее - я не верю в невероятные совпадения. Если там, через столетия, родился такой же Мэттью Андерсон, значит, раздавленной нами бабочки оказалось недостаточно. В тот день, уже в ЦИА, я встретил самого себя. Я звал себя вернуться. Вернуться куда? Было ли это видение, порождение моего подсознания, осознающего неправильность происходящего, или это и правда был я из будущего, знающий, как «правильно», и навестивший самого себя?
Не уверен, что когда-нибудь это узнаю.

Было и ещё неправильное.
Когда Филип не смог сам закрыть свою аномалию-катастрофу, когда остановки генератора оказалось недостаточно, это сделали мы. И то, КАК мы это сделали, могло остановить возникновение разрывов во времени вообще. Никто не мог сразу сказать - остановило ли. В тот момент, когда мы решили, что аномалии исчезли навсегда, в первую секунду все обрадовались. Конец вторжениям, конец охоте на прошлое и будущее, - «нормальная жизнь», как сказал Коннор. Потом все были заняты общей радостью, а я случайно встретился взглядом с Беккером.
Он не должен был быть таким. Мы победили, мы выполнили свою задачу, мы спасли человечество, закончилась бесконечная гонка во времени со временем... он не должен был смотреть ТАК. И только когда спустя несколько минут Лестеру позвонили и сообщили об открытии новой аномалии, Беккер словно очнулся. Но тот его застывший взгляд я запомнил.

Поезд, отправившийся с вокзала Кинг-Кросс, пропал, едва отъехав от перрона. Он прошёл сквозь аномалию. Нам больше было некогда думать - мы начали обычную работу: приехать, найти, обезвредить, блокировать...
Возвращались мы уже под утро. Случай был сложный, но мы вернули и людей, и даже состав, что казалось невероятным: в Юрском периоде рельсы ещё не проложили. Неважно, как мы это сделали. Это было правильным.
Возвращались все радостные, потому что вот это и была наша нормальная жизнь. И хотя никто не знал, как долго ещё будут открываться разрывы во времени, нам казалось, что жизнь вошла в свою колею. Коннор прикидывал на ходу вероятность открытия новых аномалий и выводил сложную кривую графика функции убывания этой вероятности, Эбби смеялась над его сосредоточенным видом, Джесс в коммуникаторах пыталась помогать Коннору, Лестер, тоже по связи, привычно язвил, перебивая её, а Беккер вёл машину. Знаете, он никогда не отличался лёгкостью и весельем, особенно когда сидел за рулём или смотрел в прицел своей очередной любимой пушки. Но то, каким он возвращался с этого задания, было неправильным.

Мы отложили отчёты на потом, были слишком вымотаны, и Лестер всех отпустил. Эмили хотела меня дождаться, но я попросил Коннора с Эбби подбросить её до дома. Я дал им выходной на завтра, вернее, уже на сегодня - всем троим. Беккер тоже отпустил своих людей, оставив пару дежурных на входе, а Лестер буквально выгнал Джесс и уехал сам.
На часах было шесть утра. В оружейную я заглянул случайно, сам не знаю, зачем вообще спустился на тот этаж.
Он стоял, бездумно перебирая аккуратно сложенные в кофре аккумуляторы ИМД, и даже не поднял головы, когда я его окликнул. Пришлось повторить. От прикосновения к плечу он вздрогнул, и, прежде чем он меня узнал, под моей рукой словно оказалась туго сжатая пружина, готовая в любую секунду распрямиться. Я поспешно убрал ладонь, но не отступил. Мгновение жёсткий взгляд ореховых глаз буквально прожигал во мне дыру, а потом Беккер так же внезапно расслабился, едва заметно кивнул и взгляд его скользнул в сторону, теряя ко мне интерес.

- Что происходит?
Я хотел, чтобы мой голос звучал спокойно, даже небрежно, но вышло... странно. Настолько странно встревоженно, что Беккер проглотил первые, явно рвущиеся в ответ резкие слова, и ответил:
- Мы хорошо поработали.
Он тоже, наверное, хотел сказать это спокойно и небрежно, но вышло не менее странно. Если бы это был кто-то другой, я бы сказал, что его голос вздрагивает, как будто человек изо всех сил сдерживает нервный смех.
Или слёзы.

Это - Беккер, - напомнил я себе.
И это - неправильно.

- Ты чего домой не поехал?
- А ты? - усмехнулся он, и усмешка эта тоже была неправильной. Кривой и ненастоящей.
- На работу через час, отчёты писать... Смысл уезжать?
- Лестер же вас отпустил.
- А вас?
Он пожал плечами.
- Кто-то должен дежурить, почему не я?
- Беккер, что происходит?
Пауза затянулась, и когда я уже был готов рискнуть и встряхнуть его за плечи, он бесцветно ответил:
- Вы с Эмили сказали, что останетесь здесь. Когда решили, что аномалии закрылись навсегда. Но не все застряли так удачно.
Я не понял, но не успел переспросить, потому что он добавил:
- А теперь я не могу отделаться от мысли, что каждая новая аномалия может быть последней.
Все верно. Коннор даже навскидку уверенно сказал, что как бы то ни было, но после Конвергенции разрывы во времени будут открываться всё реже. Ну и что?
- Дэнни Куинн. - Беккер наблюдал за мной и не стал дожидаться нового вопроса.

Ну да. Подстреленный мной год назад из ИМД бывший руководитель команды. Который вернулся из Плиоцена, и в тот же день ушёл обратно - за своим братом. Это отдельная история, и сейчас она не важна.
Беккер всё ещё винит себя. Дэнни Куинн остался последним, кто не вернулся из путешествий во времени, и Беккер всё ещё считает себя ответственным. Это перестаёт быть смешным...

- Беккер, он взрослый человек, он знал, чем рискует. Он пошёл обратно сам, не забудь, я там был. Чёрт побери, если на то пошло, это я виноват, я отпустил его!

Сам не знаю, почему, но мне казалось очень важным убедить его в его же невиновности. Чёртов Куинн, если бы я знал, что так будет - снова бы его подстрелил, только бы сейчас Беккер не смотрел так мрачно, не казнил себя. Это неправильно, не сегодня, не в день нашей победы.

- Ты не понимаешь, Мэтт, - снова невесело усмехнулся он, на этот раз почти по-настоящему. - Ты тоже не виноват. Да дело вообще не в вине.
Я снова не понял и снова не успел переспросить.
- Дело в том, что он может не вернуться.
Это я понимал.
- Он сам это выбрал, - осторожно снова попробовал я и снова не попал.
- Это ничего не меняет.

По-моему, на этом месте Беккер подумал, что и так слишком много сказал, поэтому быстро закрыл кофр и отошёл к стеллажам с огнестрельным оружием - ревизию решил провести внеплановую?
Ну уж нет. Не сегодня.

- Слушай, я думал, мы с этим уже разобрались!
Его взгляд был полон такого недоумения, что я заткнулся. Я точно что-то упускаю.
- Мэтт, оставь это. Ты тут ни при чём. И моё чувство вины, которое тебя так смущает, тоже. Всё в порядке. Центр работает, и пока аномалии открываются, мы их закрываем. Всё.

Не всё.

- Тогда в чём дело?
Сам не знаю, что дёргало меня за язык. Он не хочет говорить, он устал, вымотался, ему просто надо отдохнуть, и если он считает, что тут, в оружейной, ему спокойнее - надо его оставить и пойти выпить кофе…
- Может, пива? - вырвалось у меня раньше, чем я подумал - стоит ли предлагать.
- Давай, - так же быстро ответил он, и я вдруг понял, что он тоже не успел подумать. Взгляд его вспыхнул и потух также мгновенно.
- Я надеюсь, ты пиво-то хоть пьёшь? - мне вспомнились слова Джесс о том, что Беккер не пьёт, не курит и вообще ведёт максимально здоровый образ жизни.
Он снова отвернулся к стеллажу и ответил не сразу, не слишком охотно.
- Куинн приучил.

И тут меня словно стукнуло. Джесс никогда не говорила, что этих двоих связывало ещё что-то кроме работы. Джесс не болтает лишнего о личной жизни коллег, даже о жизни Беккера. Я думаю, она вообще не читает эту часть дел сотрудников, хотя в её обязанности это входит.
«Дело в том, что он может не вернуться».

- Джесс мне кое-что рассказала о нём, - осторожно сказал я.
Спина капитана напряглась, как будто пружина снова сжалась, и я понял, что иду в верном направлении.
- Беккер, я никогда не встречал таких везучих и находчивых людей, каким по всем вашим отчётам получается Дэнни Куинн. Если он жив - он найдёт способ вернуться. И до последней аномалии ещё очень далеко. Коннор считает…
Металлический щелчок оборвал меня. Беккер аккуратно закрепил автомат, который до сих пор держал в руках, в креплениях на стеллаже, и обернулся.
- Если идём, то прямо сейчас.
А то передумаешь?
- А то я решу, что пиво с утра - это неправильно.
- С одной стороны, да, а с другой - у нас с тобой вечер после тяжёлого рабочего дня ещё не закончился, - возразил я, стараясь не зацикливаться на привязчивом слове. - И вообще у нас выходной.

Он неожиданно улыбнулся, по-настоящему, и я подумал, что пиво с утра - самое правильное.